Малышев, Людочка и счастье

Алексей Богословский
Малышев открыл компьютер и набрал в поисковике – хочу большого и чистого счастья. Поисковик после дополнительной информации выдал сайты знакомств. – Хочу большой и чистой любви, - снова написал Малышев и вставил фото. Фото было честное – мужик лет пятидесяти, понурый, с ошалевшими глазами и пьяный. Честное фото с последнего корпоратива, свежее не было. Малышева мучил непонятный нервный срыв – он стал писать о себе тоже честно – трудоголик, алкоголик, с бабами не везет, но квартиру пока не отняли, дети есть, папу не уважают, начальство заездило, на работе сослуживцы плетут интриги, а ему не до них, хочется большой и чистой любви. Далее понесло ещё больше – краткая биография, вспомнил характеристику, которую дали не предпоследней работе, доходы, расходы и даже вспомнил свой последний нервный срыв. С трудом выдержал последний конфликт на работе, отправился в какую-то забегаловку, нажрался и икал всю дорогу до дома. Затем порылся в файлах, нашел фотку себя, маленького среди цветочков на поле и зачем-то вставил для сравнения. Потер глаза, подумал, что проснется, а мир вокруг него станет иным и чистым. Нет, глаза потер, а мир не изменился. Малышев заплакал и снова задумался.

Пока Малышев плакал, в Интернете произошел фурор. Сразу девять соискательниц признались в желании большой и чистой любви. Какая-то дама семидесяти лет звала к себе в Кишинев. Что-то подсказало Малышеву, что она несколько урезала себе возраст от скромности. Другие дамы оказались моложе и даже симпатичнее. Трех Малышев забраковал сразу – фотошоп оказался слишком заметным. Остальные выглядели неплохо, причем каждая исключительно для своего возраста. Пока Малышев разбирался с пятью из девятерых, даму из Кишенева он решил отвергнуть, привалили новые соискательницы. И завертелось. После работы у Малышева больше не было свободного времени. Он переписывался до работы, во время работы, после работы, бегал, знакомился, обсуждал планы на жизнь и снова бегал, встречался, обсуждал.

С каждой встречей анкета Малышева молодела, фото менялись, характер твердел и закаливался. Вот ему уже 49 лет, вот 48, вот 47, через неделю помолодел на пять лет, а на фотке выглядел бодрым, как и полагалось пять лет назад, когда он отдыхал аж целую неделю и сделал селфи на пляже. Чем больше он молодел, тем лучше становилась его анкета. Начальство его ценило, сослуживцы души не чаяли, дети уважали, да и количество детей сократилось с двух до одного. Малышев физически ощущал, как мощь его анкеты заставляет распрямлять плечи, шаг становится тверже, улыбка шире. Процесс омоложения становился неуправляемым. Ещё, казалось, вчера ему было 47, а вдруг стало 45. Он даже не понял, как целых два года его жизни исчезли и не оставили в нем не малейшего сожаления о непрожитых и провалившихся в неизвестном направлении днях.

Опустим долгие рассказы о многочисленных встречах. Всего через четыре месяца беготни перед Малышевым стояла Она. Он её не сразу узнал, настолько она была лучше фото – стройная, молодая, интересная, отлично одетая, без малейшего признака дешевой вульгарности, но полная загадочного магнетизма. Рядом с ней стоял мужчина-красавец.

 – Брысь, - сказала Она красавцу, когда Малышев приблизился, и протянула руку. – Удивлены? Я на всякий случай себе прибавила пять лет, боялась, что вы не придете.

Малышев совсем засмущался.

- Так уж пять…, - промямлил он.

- Ну, не совсем, написала тридцать пять, а вы верно угадали, мне не тридцать, а двадцать семь. Зовут меня Люда. – улыбнулась девушка.

Малышеву захотелось присесть, так закружилась его голова. К счастью скамейка была поблизости. Сидя на скамейке, он приободрился и ощутил, что ему даже не сорок пять, а всего сорок три, возраст энергии и юных мечтаний.

- Ах, я так хочу большой и чистой любви. Надеюсь, вы не передумали? – сказала Люда, и Малышев решительно кивнул и сказал – Да!

Дальнейшее происходило словно во сне – жизнь за пару вечеров стала сказкой, они говорили о самых разных вещах, и удивительная, счастливая гармония открывалась буквально в каждом слове и в каждом жесте, которым они обменивались. Когда они поцеловались, Малышев даже не удивился, что не вызвал у неё отторжения. Один последний разговор и пора съезжаться и жить вместе. Ну, не сразу, после секса, тем более, второй вечер ещё не закончился. Пока они сидели в кафе и ворковали, но момент объяснения близился.

Людочка посмотрела на Малышева и заказала чашку кофе. Малышев сразу понял, что они засиделись в кафе и тоже заказал кофе.

Людочка улыбнулась и сказала:
-Жить будем у меня, без родителей. – Затем вдруг посерьезнела – Ты мне настолько идеально подходишь, что надо принять последнее решение, и мы никогда не расстанемся.

Малышев захотел задуматься, но не смог – да, дорогая, - он сказал бодро, словно ему уже было только сорок. – Разумеется, примем решение.

- Понимаешь, дорогой, я всю жизнь была в поиске большой и чистой, разные приходящие мужчины не в счет, хочется ещё иметь кого-то навсегда. – Людочка сделала паузу. – Мне надо тебя кастрировать, чтобы наша любовь навсегда была большой и чистой. Ты как раз в том возрасте, когда способен остепениться и сохранить чувство.
.
Малышев попытался возразить четко и аргументировано, но чудесные глаза Людочки так обвораживали и обезоруживали, что он уныло промямлил – И тебе меня не жалко?

- Конечно, жалко, - согласилась Людочка. – Кастрируешь тебя, так придется сексом заниматься с другими вроде Алика, которого ты уже видел. Но Алик не главное, главное это большая и чистая любовь.

Малышев попытался ответить. Он судорожно сглотнул слюну, но в эту минуту Людочка прижалась к нему, поцеловала и сказала – ты, главное, не волнуйся, я уже в больнице с хирургом договорилась, деньги вперед уплатила, такси заказала, ведь ты согласен?

Проснулся Малышев сам не свой. Взглянул на жену, которой было как и ему пятьдесят, чувствовал он себя на все пятьдесят шесть. По дороге в ванную он подумал о жене и буркнул – ну, тебя уже поздно кастрировать. – Потом Малышев умывался и думал, успеть ли позавтракать или пойти на работу без завтрака, хоть разок не спешить, а смотреть по сторонам по дороге до остановки автобуса и успокоить нервы. Пока он чистил зубы, он непрерывно корил себя – как он мог легко попасться на простую разводку. Ну, зачем женщине большая и чистая любовь, особенно, когда она неотразима? Хорошо, я уже бесперспективный, помечтать можно, а Людочке-то зачем?