Не сумев взять город с ходу, Порсена осаживает Рим. В отрезанном от подвоза продовольствия городе начинаются голод и болезни. Молодой римский патриций Гай Муций решается, пожертвовав своей жизнью, уничтожить царя Порсену. Гай Муций, хорошо знавший этрусский язык, переодевшись, проникает во вражеский лагерь. Смешавшись с толпой, он добирается до царской ставки. Дальше он делает ошибку: приняв за царя одного из вельмож, он убивает его ножом. Гая Муция хватают и ведут к Порсене. От римлянина требуют сообщить имена сообщников. Гай Муций отвечает молчанием. Царь угрожает, в случае отказа от сотрудничества, сжечь римлянина живьем. Не говоря ни слова и желая показать пренебрежение к боли, Гай Муций кладет свою правую руку в горящую жаровню и с невозмутимой твердость следит за тем, как его рука обугливается до костей. Пораженный необычайным мужеством и силой воли Гая Муция, царь велит отпустить пленника невредимым. Тогда римлянин под видом благодарности обращается к царю со следующими словами: "Береги себя, великодушный царь! Я ошибся, но наверняка не ошибутся те триста римских юношей, которые обрекли себя на такое же дело!" Это открытие и бесстрашие Гая Муция так встревожили Порсену, что он отказался от войны со столь мужественным народом и заключил с Римом мир. После этого случая Гая Муция стали звать Сцевола, что означает "левша".

По римским законам глава семьи - домовладыка, являющийся полноправным, имел право жизни и смерти над членами своего рода. Вспоминаются легендарные слова Тараса Бульбы: "Я тебя породил - я тебя и убью!". История римской республики дает немало примеров подобных трагедий.

Первыми консулами Рима стали Юний Брут и Тарквиний Коллатин. Первое, с чем столкнулась молодая республика - заговор знатных римлян и посольства Тарквиния Гордого с целью восстановления власти последнего. В числе заговорщиков - оба сына Юния Брута и четверо племянников Коллатина. Они хотят снять часовых и открыть войску Тарквиния Гордого путь в Рим.

Злоумышленников губит случай: их подслушал раб по имени Виндиций. В ужасе от опасности, готовой разразиться над только что установившемся в Риме порядком, Виндиций рассказывает о заговоре патрицию Публию Валерию. Валерий, вооружив своих друзей и клиентов, захватывает заговорщиков.

На следующий день собирается сенат и народ. В суде председательствуют консулы. Бруту, как консулу и притом отцу, предоставлено право произнесения приговора своим детям. На решение консула они могут апеллировать в собрание курий, на решение отца - никому. Преступление очевидно: собственные письма преступников обнаруживают подробности государственной измены. Тогда Юний Брут, обращаясь к ликторам, произносит памятные каждому римлянину слова: "Исполнить по закону!" Немедленно оба сына Брута обнажены, наказаны плетьми и обезглавлены.

Смущенный жестокостью приговора, Коллатин предоставляет право вынести приговор остальным заговорщикам народу. Народ присуждает всех заговорщиков к смерти, отвергая всякое сострадание, когда отец не пощадил собственных детей ради спасения государства. Кровавый приговор исполнен. Виндиций за спасение отчества получил свободу и право полного гражданства. В память о нем, само его имя обращено в награду: впоследствии слово "виндиктировать" значило дать свободу и право гражданства. Юний Брут потерял интерес к жизни и стал искать смерти в бою. Его желание осуществилось. Он погиб на войне, убитый одним из сыновей Тарквиния Гордого в поединке. Коллатин, за неуместное снисхождение к государственным преступникам и отказ от ответственности, несообразный с достоинством верховного правителя, был лишен консульского звания.

" - Что, сынку, помогли тебе твои ляхи? - Андрий был безответен.
- Так продать? Продать веру? Продать своих? Стой же, слезай с коня!
Покорно, как ребенок, слез Андрий с коня и остановился ни жив, ни мертв перед Тарасом.
- Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью! - сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.

Выстрелил Тарас. Как хлебный колос, надрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова".

Так описывает сцену убийства отцом своего сына в повести "Тарас Бульба" Н.В. Гоголь.

В обоих случаях смертный приговор выносится за предательство. Отличие в том, что в случае с Юнием Брутом действия последнего совершенно легитимны, поскольку по римским законам домовладыка имел право жизни и смерти над подвластным (ius vitae as necis).

Вот еще одна зарисовка из жизни римлян, которая современному человеку покажется и непонятной, и невероятной.

Римляне готовятся к битве с латинянами под Капуей. Консул Тит Манций, имея в виду, что латиняне почти неотличимы от римлян по языку, роду вооружения и боевым порядкам, во избежание ошибок строжайше запретил сходиться с врагом вне строя.

Случилось так, что среди предводителей турм (конных отрядов), высланных в разведку, оказывается и сын консула, именуемый так же, как его отец, т.е. Тит Манций. Подъехав к вражескому лагерю, турма стала на расстоянии броска дротика от боевых порядков латинян. Узнав римских всадников и приметив между ними сына консула, один из латинских вельмож, Гемин Месций говорит: "Римляне, не собираетесь ли вы воевать против латинов одной турмой? Что тогда будут делать консулы и два консульских войска?" "В срок явятся и они", - отвечает Манций. Гемин Месций, отделившись от своих, говорит: "Покуда не подошли войска, не хочешь ли ты, Манций, сойтись со мной, чтобы исход поединка показал, насколько латинский всадник превосходит римского?"

"Гнев ли подтолкнул храброго юношу или боялся он покрыть себя позором, отказавшись от поединка, или же вела его неодолимая сила рока, только, забыв об отчей власти и консульском приказе, он очертя голову кинулся в схватку, не слишком заботясь о том, победит ли он или будет побежден" (Тит Ливий. "История Рима").

Тит Манций побеждает в схватке. Сняв вражеские доспехи, он спешит в консульский лагерь, не ведая, что он заслужил - похвалу или кару. Сын кладет перед отцом доспехи сраженного латинского воина. Далее изложение римского историка Тита Ливия: "Консул, отвернувшись от сына, приказал трубить общий сбор. Когда собрались воины, он сказал: "Раз ты, Тит Манций, не почитая ни консульской власти, ни отчей, вопреки запрету, без приказа сразился с врагом и тем, в меру тебе доступного, подорвал в войсках послушание, на которой жиждется дисциплина, а меня поставил перед выбором - либо забыть о государстве, либо о себе и своих близких, то пусть мы лучше будем наказаны за наш проступок, чем государство станет дорогой ценой искупать наши прегрешения! Послужит это юношеству печальным уроком, поучительным на будущее! Ты дорог мне, как природный сын, дорога и твоя доблесть, даже обманутая пустым признаком чести! Но, коль надо либо твоей смертью скрепить священную власть консулов на войне, либо навсегда ее подорвать, оставив тебя безнаказанным, то ты, если подлинно нашей ты крови, не откажешься понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине! Ступай, ликтор, привяжи его к столбу!"

Услышав столь жестокий приказ, все замерли, словно топор был занесен у каждого над его собственной головой, и молчали скорее от ужаса, чем из самообладания. Но когда из разрубленной шеи хлынула кровь, все стоявшие, дотоле как бы потерявшие дар речи, словно очнулись от чар и дали волю жалости, слезам и проклятиям…"

Тит Ливий оправдывает приказ консула, как жестокую, но вынужденную и необходимую меру.

"И все-таки, столь жестокая кара сделала войско более послушным вождю. Везде тщательней стали справлять сторожевую и дозорную службу и менять часовых, а в решающей битве, когда сошлись лицом к лицу с неприятелем, суровость Манция тоже оказалась на пользу" (Тит Ливий. "История Рима").

В годы республики возникло явление, называемое римской армией. Военнообязанными в Риме были все граждане от 17 до 60 лет. В случае войны призывали несколько возрастов: до 46 лет - для участия в походах, старше - для защиты города. Основной боевой единицей армии был легион. В легионе солдат разбивали на четыре категории. Неопытных новичков зачисляли в велиты - легковооруженных, численностью 1200 человек. Велиты имели на вооружении короткий обоюдоострый меч, несколько дротиков, круглый щит и кожаный шлем. Остальные тяжеловооруженные легионеры имели панцирь из кожаных ремней с металлической пластиной на груди и кольчугу, на голове - металлический шлем с сутаной из перьев. Легионеры имели мечи, дротики и щиты прямоугольно-выпуклой формы из дерева, окаймленные железом, 120 сантиметров в высоту и 75 сантиметров в ширину. 1200 наиболее молодых тяжеловооруженных легионеров составляли вторую категорию воинов-гастати. Более сильные и опытные 1200 составляли третью категорию - принсипи. Самые опытные 600 человек именовались триарии. У последних на вооружении вместо дротиков были копья, их использовали для ближнего боя. Каждая категория была разбита на 10 манипул, соответственно по 120 и 60 воинов, каждый манипул - на 2 центурии. Во главе центурии стояли центурионы, назначенные их числа более опытных солдат. Один из центурионов был старшим и командовал всем манипулом.

Первой линией шли манипулы гастати. Расстояние между манипулами в линии было такое же, как ширина самого манипула. За ними, так же в шахматном порядке, шла вторая боевая линия принсипов. Замыкала построение третья линия манипул триариев. Велиты по указанию полководцев свободно перемещались между боевыми порядками трех линий.

Первыми в сражение вступали гастати и велиты. Если враг отступал, то все три линии передвигались вперед, не меняя своего порядка. Если молодых воинов первой линии противнику удавалось потеснить, то они через промежутки между манипулами отходили за вторую линию. Тогда в бой со свежими силами вступали манипулы принсипов. Триарии пока оставались на месте. Оперевшись на щиты и выставив вперед копья, они образовывали подобие крепостного вала, за которым могли укрыться раненые из двух первых линий. Если же и принсипи были вынуждены отступить за четвертую линию, натиск противника на себя принимали триарии. Римская поговорка: "Дошло дело до триариев!" означала критическую ситуацию.

Организация войска и тактика боя были одним из факторов, обеспечивавших военные победы римлян. В случае необходимости, манипулы могли независимо друг от друга менять фронт и совершать обходные маневры. Велитов можно было бросить в прорыв или заполнить ими промежутки между манипулами. И, наоборот, манипулы могли легко раздвинуться, чтобы без ущерба для себя пропустить слонов, если таковые использовались противником для атаки. Команды манипулами через центурионов подавали военные трибуны - каждый для своей линии. Команды подавались сигналами труб и условными движениями высоко поднятых знаков манипулов. Железная дисциплина соединяла римский легион в единое целое.

"Повиновение командирам так велико, что все войско в мирное время представляет вид парада, а на войне - единого тела, так крепко связаны между собой ряды, так легки повороты, так навострены уши к приказам, глаза напряженно устремлены на сигнальные знаки и руки подвижны делу" (Иосиф Флавий. "Иудейская война").

О маневренности и организованности римского войска историк Полибий пишет так: "Римский военный строй трудно разорвать. Солдаты, оставаясь в том же строю, имеют возможность вести сражение отдельными частями или всей массой по всем направлениям, ибо ближайшие к месту опасности манипулы, каждый раз обращаются лицом куда нужно. К этому следует добавить, что вооружение римлянина и обороняет и поднимает его дух, потому что щит велик, а меч не портится в действии".

Смертная казнь на войне назначалась консулом или советом военных трибунов (трибуналом) за дезертирство, воровство, лжесвидетельство и невыполнение приказа. Казнь в войске страшила не только смертью, но и позором. Приговоренного забивали палками его же соратники. В Риме такой казни подвергали только рабов. При достаточно уважительных обстоятельствах, приговор мог быть смягчен до казни путем отсечения головы.

За более мелкие проступки полагалась порка перед строем или применение "санкций": лишение наград или доли в военной добыче, денежные штрафы, разжалование из центурионов или триариев.

Смертная казнь могла ожидать и солдат целого манипула - взбунтовавшегося или покинувшего свое место в сражении. В этом случае консул назначал своим приказом децимацию. Перед строем легиона виновные, разбившись на десять человек, бросали жребий, означавший позорную казнь одного из каждой десятки. Всех остальных переводили на довольствие ячменем (с лошадьми и мулами), вместо хлеба, и выдворяли на ночь за ограду лагеря, пока провинившийся манипул отличием в бою не восстанавливал свою честь.

Другим существенным преимуществом римского войска была его военная подготовка. В походах мирного времени непрерывно отрабатывались приемы рукопашного боя, владения оружием, возведение укрепленного лагеря. Тренировалась сила и выносливость легионера для большого объема земляных работ и длительных марш-бросков с полной выкладкой. В походе, помимо личного оружия, каждый солдат нес на себе шанцевый инструмент, колья для сооружения лагеря, котелок и запас продовольствия, обычно на 2 недели. Общий вес походного снаряжения составлял около 40 килограммов. С таким грузом римский воин проходил 25-30 километров в день со скоростью 6 и более километров в час.

"Точно рожденные и выросшие в оружии, римляне никогда не перестают упражняться им, не выжидая для этого каких-либо определенных случаев. Их упражнения отличаются неподдельным жаром и серьезностью, как действительные сражения. Поэтому они с таковой легкостью выигрывают битвы, ибо в их рядах никогда не происходит замешательства и ничто не выводит их из обычного боевого порядка. Страх не лишает их присутствия духа, а чрезмерное напряжение не истощает сил. Поэтому верна их победа над теми, которые уступают им в этих преимуществах. Их упражнения можно, по справедливости, назвать бескровными упражнениями, а сражения - кровавыми упражнениями". (Иосиф Флавий. "Иудейская война").

Еще одной особенностью военной стратегии римлян было обязательное, в случае марша - ежевечернее, возведение укрепленного лагеря. "Предки наши считали укрепленный лагерь убежищем при всякого рода случайностях, которые могли постигнуть войско. Местом, откуда они выходили на бой и где они имели пристанище после битвы. Поэтому, оградив лагерь укреплением, они снабжали его и сильным гарнизоном, так как тот, кто лишался лагеря, хотя и одержавший верх в бою, считался побежденным. Лагерь - место отдыха для победителя, а для побежденного - убежище. Сколько войск, которым не посчастливилось в битве, будучи прогнаны за вал, в удобное время, а иногда и вскоре за тем, делали вылазку и прогоняли победоносного врага! Лагерь в военное время - второе отечество, вал служит вместо стен, и для каждого воина его палатка - дом и пенаты" (Тит Ливий. "История Рима").