С Павлом Зыгмантовичем мы познакомились… странно. За год до встречи с ним я прочитала его книгу «Тайны взаимоотношений: как любить долго и счастливо» и подумала: ого, какой интересный автор, да еще и свой, белорус. Интересно было бы с ним познакомиться. Только, видимо, опоздала – он уехал жить и работать в Москву. 

Впрочем, личные сообщения никто не отменял, и я несколько раз обращалась к нему за экспертным комментарием для своих журналистских статей. Его отзывчивость мне нравилась, говорил он смешно и по делу, поэтому когда однажды мне пришла в голову мысль сделать психологический ТВ-проект (и ребята с TUT.BY эту идею поддержали, за что спасибо им огромное), Павел был первым, о ком я подумала в качестве соведущего.

2013-11-27_zygmantovich_05

Чудо не в том, что он согласился – чудо в том, что именно в это время Павел с семьей вернулся жить в Минск. Все сходится, когда приходит пора. Так или иначе, но в ноябре 2013 года мы вместе начали вести прямые эфиры программы «Психология навынос», которая сейчас является не только нашим обоюдно любимым детищем, но и имеет свою постоянную аудиторию из числа зрителей TUT.BY-ТВ.

Павел – изумительный соведущий, с которым очень легко и комфортно работать. С ним можно смеяться, шутить, ёрничать, не бояться задавать глупые вопросы, а главное – всегда быть уверенной в том, что в любой экстремальной ситуации твой напарник тебя «подхватит» и не даст завалить эфир.

Я очень уважаю его как специалиста и ценю как друга и человека (а друзьями волей-неволей после 13 отведенных передач станешь!), и искренне благодарна, что к каждому эфиру он относится с ответственностью и серьезностью первого – за неделю до оного мы в обязательном порядке встречаемся, чтобы обсудить сценарий и продумать все детали.

Но в интервью, которое вы вот-вот прочтете, я рассчитываю познакомить вас с ним не как с ведущим и известным stand up психологом, а как с обычным человеком Павлом Зыгмантовичем, у которого есть жена Ольга и двое деток, и задать ему все те вопросы, которые неуместны и невозможны в рамках программы, но ответы на которые так интересны всем, кто следит за его блогом и карьерой.

«Самый категоричный психолог в мире»

– Павел, откуда вообще родилась претензия на «самую большую категоричность»? Уместна ли она в этом мире вечного относительного?
– Тут много всего намешано. Во-первых, это такая шутка. Оксюморон, если хочешь. Категоричный психолог – это вроде как широко закрытые глаза. То есть такого быть не должно, а если оно есть – это странно, необычно и, в каком-то смысле, будоражит. То есть объявляя себя самым категоричным в мире, я радикально рву шаблоны и привлекаю к себе внимание.

Во-вторых, это была своего рода защита от троллей. Я когда-то пытался разговаривать с людьми в интернете, думал, что им интересно ещё что-то, кроме доказательств своей правоты. Приставка-эпитет «самого категоричного» тогда позволяла мне снижать накал страстей. Мол, что ж вы хотите, я же самый категоричный, другого от меня ждать и не надо, чего вы, в самом деле? Однако со временем я понял, что всё это бесполезно, и тогда «самый категоричный» стал, как я уже сказал выше, именно шуткой.

В-третьих, оказалось, что «самый категоричный» – это хороший способ выделиться. Получилась своего рода торговая марка и цифровая подпись в одном флаконе. Такой вот неожиданный и незапланированный маркетинговый эффект.


Я верю, что в мире вечно относительного именно категоричность и нужна. Я высказываюсь категорично – и это позволяет мне делать мои утверждения чем-то вроде «нулевого километра» для остальных людей. Эдакая точка отсчёта. Один оттолкнётся и пойдёт в одну сторону, другой – в другую. Третий останется рядом, четвёртый отпрыгнет, как ошпаренный. В общем, мне не нужно, чтобы со мной соглашались, я не для этого пишу и говорю. Мне важнее стать поводом для размышлений. И категоричность для этого один из самых лучших инструментов. Если не самый.

– О какой профессии мечтал 8-летний Паша? И что он сделал со своими детскими мечтами?

– Я всегда мечтал быть военным. Настольная книга у меня была «Книга будущих командиров», я некоторые места до сих пор наизусть помню. По непонятным причинам я очень интересовался военной тактикой, стратегией, стрелковым оружием и так далее. Любимые полководцы – Александр Васильевич Суворов и Давыд Городенский.

Но в подростковом возрасте как-то стало понятно, что с военной карьерой у меня не сложится – времена были голодные, постперестроечные, поэтому голова думала больше о том, где в будущем можно нормально зарабатывать. Военные тогда казались совсем неперспективным направлением. Вот так жестокая реальность подрезала крылья детской мечте. Вдобавок, зрение слабое – меня даже в армию не взяли, забраковали. Так что пришлось переквалифицироваться в управдомы. Однако я сейчас с радостью отзываюсь на предложения военных прочитать лекции в Военной Академии или что-нибудь в этом духе.

– Первая грустная правда об отношениях мужчины и женщины: о чем она была и когда открылась?

– Думаю, где-то в 8 классе. Нас пересаживали, и я оказался на парте прямо перед девочкой, которая мне очень нравилась. Неожиданно я начал вести себя как полный болван. Поясничать, кривляться, дурить. Когда я спохватился и подумал, откуда такое поведение, я понял, что пытался таким образом привлечь её внимание. Разумеется, эффект был ровно обратный. Получается, что первая грустная правда была такая – не теряй головы, даже если девушка тебе очень нравится. Практика показала, что это очень здравая мысль.

– Что самое смешное в работе психолога?

– Это мрачная профессия, тут оcoбо не над чем веселиться. Разве что, как у врачей, со временем появляется профессиональный юмор. Но он не смешной – горький.

– Без наличия каких личностных качеств в эту профессию лучше вообще не соваться?

– Когда-то я думал, что самое главное в нашей профессии – это интерес к людям. Но сейчас считаю по-другому. Самое главное – это ясное мышление. Формальная логика, точность вербализации, умение различать различные феномены поведения и мышления. Всё остальное – это довески, важные и нужные, но довески. Ясность мышления – вот главное.

– Ты веришь в то, что то, что ты говоришь сейчас, будет верным и через 50 лет?

– Я хитрый. Чтобы так и было, опираюсь на предельно доказанные научные концепции, теории и парадигмы. Они, разумеется, будут уточняться, – наука всегда движется вперёд. Но эти уточнения не изменят оснований, а именно основаниями я пользуюсь.

– Слова или фраза, от которых у тебя начинает нервно дергаться веко?

– Она не о психологии. Я терпеть не люблю оболванивания людей. И когда слышу фразы типа «европейский выбор», у меня как раз начинают дёргаться веко и шевелиться уши. Рассказы о том, что страна может сделать какой-либо выбор – это чистой воды оболванивание. Во-первых, страна ничего не может – это абстрактное понятие, даже не коллективный субъект; наделять это понятие волей, интеллектом, способностью к выбору и прочей субъектностью – значит, пудрить людям мозги.

Во-вторых, не существует цивилизационных выборов – это фикция и туман. Территория никуда не переедет, и люди на ней останутся прежними – какие бы политические перемены ни происходили. Зато оболваненные рассказами о цивилизационных выборах люди могут многое разломать и разрушить. А мне очень не хочется видеть новых потрясений в моей стране. Мне почему-то хватило девяностых.

– Как ты думаешь, чему в тебе или в твоей жизни другие завидовали больше всего?

– Я сомневаюсь, что в моей жизни можно чему-то завидовать. У меня не самая простая и не самая лёгкая работа (я вот работал ночным сторожем в юности – вот это простая и лёгкая работа). Живу я не в пентхаузе, машины у меня нет – даже водительских прав нет. У меня отличная семья, но такую каждый может себе создать, если захочет. В общем, не знаю, чему тут завидовать. Жизнь, как жизнь, ничего особенного.

– С какой категорией людей ты не будешь работать ни за какие деньги?

– Фантазировать можно много, но если смотреть по факту – всегда отказываюсь работать с любовниками и любовницами. Считаю странной ситуацию, если психолог, специализирующийся на сохранении браков, будет помогать их разрушать. Поэтому отказываюсь сразу и безоговорочно. Ни разу об этом не пожалел.

– Насколько я знаю, жена у тебя тоже психолог. Вам это больше помогает или мешает в семейной жизни?

– Это традиционный вопрос. Мне почему-то кажется, что за таким вопросом люди всегда подразумевают что-то вроде: «Ну скажи, что твоя психология на самом деле туфта и она тебе никак не помогает, ну, скажи, ну, пожалуйста!». Повара ведь не спрашивают: «У вас жена тоже повар – это помогает или мешает вам готовить?». Дурацкий же вопрос для повара. Разумеется, помогает. Готовит ли он дома так же, как на работе? Скорее нет, чем да. Но если готовит, то, конечно, делает это успешнее, чем те, кто таковых не имеет.

Так и у нас. То, что мы психологи, позволяет нам жить значительно счастливее, чем многие. Мы не ссоримся и не ругаемся. У нас случаются размолвки, но ссоры и ругань – уже давно в прошлом. Очень давно. Для меня даже странно, как это можно жить с любимым человеком и, например, кричать на него.

Плюс знание психологии отлично помогает с детьми – усыпить покрепче, успокоить побыстрее. В общем, на зло всем ожидавшим откровения в стиле «у меня так же хреново, как и у вас», мне и моей жене знание и владение психологией в супружеской и семейной жизни не просто помогает, а помогает очень сильно.

– Расскажи про свою музыкальную карьеру. Как это было и почему закончилось?

– О, это большая часть моей жизни. Началась она ещё в школе – мы записывали незамысловатый какбырэп на два магнитофона. Один проигрывал музыку, второй через микрофон писал голос и музыку с первого магнитофона. Потом, в ВУЗе, начались более продвинутые записи, а там и до живых инструментов дошли – спасибо Жене Бузовскому и Саше Раковцу.

Я, помнится, сопротивлялся этой идее, а они настояли, чтобы в нашем трио была живая ритм-секция, а не только одна гитара Жени. В итоге наша IQ48 стала одной из самых перспективных молодых групп Беларуси – живые инструменты дали нам изрядный толчок.

А потом противоречия между музыкой и работой стали нарастать: стало сложно совмещать работу по вечерам и вечерние же репетиции с концертами…

Вдобавок, у меня всё-таки музыкальных способностей и талантов нет, я выезжал исключительно на упорстве и огромной снисходительности согруппников – они со мной много возились, натаскивая меня хотя бы попадать в ритм. В итоге стало понятно, «што можна пану, то не Івану», то есть не по Сеньке шапка. По инерции я ещё пытался что-то делать, но уже не выступал. А потом выпустил один альбом и полностью для себя всё закрыл. Было мнение, что это альбом-возвращение, но я-то понимаю, что это был альбом-прощание.

– Любишь ли ты перечитывать книжки, делаешь ли в них пометки, разрешаешь ли это делать другим? 

– Обожаю, но не всегда удаётся. Столько всего хочу прочитать, что времени на перечитывание мало. Да и жалко читать, когда ещё столько не читано. Правда, сейчас вот решил дочитать тот объём, который уже есть (это где-то 30 наименований), и начать перечитывать отдельные книги из того, что уже прочёл. К сожалению, совсем потерял интерес к художественной литературе. Читаю только научные и научно-популярные книги. Это сказывается на словарном запасе, похоже. Но вернуться к художке – не получается.

– Какой главный совет ты дашь своей дочери накануне ее свадьбы? А сыну, когда он придет и скажет «Папа, я женюсь»?

– Советовать не стану – не поможет. По крайней мере, на этом этапе. Надеюсь, что всё необходимое для супружеской жизни дети возьмут из нашей семьи. По крайней мере, я стараюсь сделать так, чтобы им было что брать, и чтобы это были хорошие практики, полезные в браке.
Зато, кстати, точно знаю, что скажу не в формате совета, а так – для общего развития. Я скажу: «Никогда не жалуйся мне на мужа/жену. Вы потом помиритесь, а я уже не смогу относиться к нему/ней хорошо». Вот такая профилактика моего душевного спокойствия.

– Какой вопрос ты всегда хотел, чтобы тебе задали, потому что тебе было бы жутко интересно на него ответить?

– Всегда хотел услышать именно этот вопрос – и оказалось, что у меня то ли нет вопросов, на которые жутко интересно ответить, то ли с ходу не придумываются. Такая вот закавырка. (Смеется.)